ВЕСЬ - ПРО ГЛАВНОЕ
А.Кушнер
У Юрия Трифонова есть рассказ "Вечные темы". Молодой автор приносит в знаменитый журнал несколько рассказов, но сотрудник отдела прозы отвергает их: "Всё какие-то вечные темы". Через двадцать с лишним лет, уже будучи известным автором, рассказчик приезжает в Рим - и там встречи с ним домогается бывший журнальный редактор, переехавший жить на Запад, запутавшийся в жизни, несчастный, страдающий человек. Когда-то отвергавший "вечные темы", теперь он говорит писателю: "Надо непременно пойти в Колизей ночью!"
Этот рассказ вспомнился мне, когда я читал стихи Александра Гуревича, собранные в книгу, стихи, которые не только не сторонятся вечных тем, но наоборот, устремлены к ним - и стремление это подогрето трагическим испытанием, свалившимся на человека "на средине рокового земного пути", грозя сократить этот путь вдвое. И не кажется странной композиция книги: автор перетасовал свои стихи с переведенными им стихами Шекспира, Филипа Сидни, Эдмунда Спенсера - поэтов, знавших толк в вечных темах любви, смерти, смысла жизни и ее абсурда. Но в отличие от старших английских собратьев Александр Гуревич, рожденный в другое время и в другой стране, строит лирический сюжет, привлекая бытовые подробности и реалии сегодняшней жизни, без которых вечные темы показались бы сегодня перепевом уже известного, сказанного великими предшественниками.
И найдешь ли тут экзистенциальный выход?
Словно бьешься лбом о стену, а дверь-то рядом:
только белый пух, летящий в окно как выдох
белой ночи, только небо с бездонным взглядом.Вертолет, зимняя электричка в Петергоф, экран и клавиатура компьютера, записная книжка с телефонными номерами, воробей, залетевший в метро, городские окраины, туристическая палатка, поездка в Эстонию, фортепьянная музыка…
Пишущие стихи знают, как трудно найти поэтический повод, как бесконечно долго и подчас бессмысленно "барахтается вобла воображения". Александру Гуревичу в стихах, замыкающих книгу, далеко за поэтическим поводом ходить не понадобилось: повод, грозный и жестокий, пришел к нему сам.
Заболев, начинаешь видеть, как много больных вокруг.
…Заболев, понимаешь столько, что всего и не перечесть,
да и вряд ли подобный перечень кому-то может быть нужен.
Для тебя же он весь - про главное: покамест еще ты есть.
Понимай, понимай, не мешкая, будь хоть близостью тьмы разбужен.Три слова выделены мной не случайно: мне кажется, они имеют прямое отношение ко всей книге. Про поэта Александра Гуревича не скажешь, что он спал - и вдруг проснулся. Нет, он и раньше, "По дороге" (так называется первый раздел книги), умел видеть людей, природу, вещи, умел "окружить идею любви до гроба, о которой с детства просил всегда, плотью дней…", но в стихах, написанных им в последнее время, поэтическое бодрствование оказывается не только зоркостью, не только интеллектуальным мужеством, но и самым высоким родом сердечной благодарности - благодарности близкому человеку.
…на свободной казенной кровати
по соседству со мной ты спала,
как держала советы с врачами,
и как я, позабыв про любовь,
всеми этими днями, ночами
там с тобою знакомился вновь…Предисловия к поэтической книге как правило заканчиваются пожеланием автору новых стихов, - в данном случае есть нечто более важное и насущно необходимое. "Я хочу умереть не от этой одиозной болезни, что вдруг оплела меня - сетуй, не сетуй - прочной сетью, как цепкий паук…", - пишет Александр Гуревич, и я желаю ему прорвать сеть, победить паука.